2024 год Украина вступила, имея не самые выгодные позиции: из-за партнеров ситуация с поставкой оружия и боеприпасов остается во взвешенном состоянии, а в обществе назревает кризис, связанный с мобилизацией, поскольку проводить его становится все сложнее, а прекратить невозможно.

Как мы очутились в этой точке? Что и когда пошло не так ли? Почему эйфория победных настроений улетучилась, а в Москву перестали прилетать украинские дроны? На эти вопросы ответил блоггер, офицер ВСУ и основатель проекта A.Drones Юрий Касьянов.

— Юрий, почему у нас сложилась такая кризисная ситуация с мобилизацией? ТЦК отлавливают людей на улицах, планы не выполняются. Это вина государства или инфантильность общества?

— Скорее все вместе. Но больше вина государства – тех людей, которые возглавляют страну, которые с одной стороны объявили всеобщую мобилизацию, а с другой – всеми силами демонстрировали обществу и миру, что у нас все в порядке.
Мол, война где-то далеко, русская – глупая и слабая, воюют мобики, а Запад нам поможет, будет большое контрнаступление, мы победим и уже осенью будем отдыхать в Крыму. Вот эти завышенные ожидания, настроенность не на тяжелую, изнурительную борьбу, не на мобилизацию всех сил экономики, общества, государства, привела к катастрофическому результату как в сознании, так и в военной организации.
Когда Уинстон Черчилль возглавил правительство и стал во главе британской нации, когда Франция была на грани капитуляции и британские экспедиционные силы были зажаты в Дюнкерке, первое, что он сказал, что ничего не обещает, кроме крови, пота и слез. Он сразу настраивал нацию, что будет очень продолжительная борьба.Этот посыл очень важен.
Когда Япония атаковала Перл-Харбор (Гавайи получили статус 50-го штата только 21 августа 1959 года. — Ред.), то первое выступление Франклина Рузвельта было посвящено тому, что США вступили в войну, она будет длинной и изнурительной, поэтому было объявлено общее. мобилизацию молодых людей от 18 до 26 лет (а у нас наоборот — пожилых людей забирают), а остальные должны упорно работать в тылу. Было объявлено, что страна переходит на 7-дневную рабочую неделю по 12 часов в день вообще без выходных. И это США, на которые не упала ни одна вражеская бомба

А мы боремся с сильнейшим врагом, и вместо мобилизованного общества нам включили телемарафон, где постоянно обещали, что вот-вот все будет хорошо. Конечно, эти завышенные ожидания повлияли на то, что общество оказалось не готово к реальному восприятию. И мобилизация — лишь одно из самых заметных проявлений этого кризиса.

– Что вы имеете в виду? Какие еще маркеры кризиса?

— Скоро будет два года, когда идет полномасштабная война. Покажите мне, где у нас не частные, не публичные, а государственные курсы всеобщей военной подготовки? Их нет! Это полный абсурд. Военнослужащие занимаются тем, что просто ловят людей на улице, а системной подготовки и отбора нет. Нет даже системы подготовки прямо к службе в армии, не до войны.
Можно было бы обустроить лагеря подготовки, забирать людей на выходные, на несколько дней, чтобы они попробовали себя, постреляли, посмотрели, что такое жить в окопах. Они были бы ближе к фронту, и им было бы легче потом даже мобилизоваться. Этот резерв был бы обучен и у него было бы больше шансов выжить на войне и больше приносить пользу, если бы он попал на фронт.

А не дай бог фронт порвут. Где у нас есть внутренний резерв, который может стать на защиту? Где наше народное ополчение? Его ведь никто не готовит!
Экономика работает в мирном режиме. Выйдите на улицу в выходной: все отдыхают, находятся на паузе, в состоянии шопинга… И это страна, которая борется за свое существование. Никто не говорит: ребята, очнитесь! Пора наконец мобилизоваться всему обществу, всей стране.

— В парламенте зарегистрирован новый законопроект по мобилизации. Он гораздо жестче. Разве это не тот холодный душ, о котором вы говорите?

— Зачем нам закон о мобилизации, если указ президента об общей мобилизации? Есть закон о военном положении и там все прописано. Зачем нужен новый закон? В этом я вижу только политическую составляющую: переложить ответственность на парламент, чтобы он принял еще один закон, чтобы это была коллективная ответственность депутатов за непопулярные меры по мобилизации, потому что ни президент, ни другие должностные лица не хотят нести за это ответственность единолично. Если бы было радикальное изменение подхода к мобилизации, это еще понятно.

— Радикальное изменение подхода — это какое? К примеру?

— Ну, скажем, мы перешли бы на систему мобилизации, как в Штатах. Там профессиональная армия, а в случае большой войны объявляется мобилизация по жребию. На кого выпал жребий, тот и мобилизуется. И это верно. Выбрать, кому жить, кому умирать, поручив это только чиновникам, несправедливо. Тогда новый закон, если будет построен на принципах жребия, будет правильным. А мобилизовать 500 тысяч человек можно без всякого закона по действующему указу президента.
Поэтому я и говорю, что новый законопроект — это попытка переложить ответственность на находящихся в состоянии сонной комы депутатов. Вот сейчас они коллективным решением подтвердят, что в стране действует указ президента о всеобщей мобилизации. И военкоматы как ловили людей на улицах, так и будут ловить. Ничего не меняется.

– Ну, как ничего? Смогут более эффективно ловить…

— Кто мог откупиться, тот и дальше будет это делать.— Хорошо, тогда поговорим о стимулах к мобилизации. Возможно, общество действительно ложно чувствует, что война "где-то там". Но могут быть стимулы, действующие здесь и сейчас, например материальные.

— Какие стимулы должны быть к мобилизации, когда люди понимают, что это 50 на 50: выжить или остаться калекой или погибнуть? Какие должны быть стимулы? Денежные? Жизнь не стоит никаких денег. Понятно, что труд военных должен оплачиваться высоко, но добровольцы воевали и воюют часто без денег. Есть другие стимулы: стремление оградить свою страну, свое право жить так, как хочешь в стране, защитить своих детей, свой дом. Это, пожалуй, самый главный стимул.
Если с 2014 года у нас не пропагандировали такую ​​защиту, если у нас патриотизм был в день вышиванки одеть вышиванку и ходить с флажком, то никакие другие стимулы не способны что-либо изменить.

— В Facebook вы писали, что мы вступаем в новую фазу войны: войну на уничтожение. Объясните. Это значит, что теперь мы будем активнее действовать на русской территории?

— Этот пост был написан после того, как произошли первые жесткие обстрелы Белгорода. Любая жестокая война эта фаза проходит. К примеру, были масштабные бомбардировки германцами Лондона и других городов. Они сносили не только военные предприятия, но и селения с населением. В Британии тоже была государственная политика уничтожения заводов и рабочих, живущих рядом, чтобы победить Германию.

Любая война – это война на уничтожение, потому что и британские, и американские, и китайские, и российские боеголовки нацелены в первую очередь на мирные города. Это такой терроризм, который не совершается, но предостерегает других от эскалации. И если противник бьет по нашим городам, по нашему мирному населению безнаказанно, то наверняка мы вынуждены делать то же самое. Целись прежде всего в военные объекты, но не обращать внимание на сопутствующие жертвы.

— В контексте наших возможностей войны на уничтожение врага опишите, какая сейчас ситуация в стране с производством дронов?

— Производство дронов разных типов неуклонно растет. Какой-то чиновник скажет, что у нас на 100% увеличился рост производства дронов. Да хоть на 300%, но их все равно не хватает, потому что наш противник уже нарастил производство на 1000%. Потому вопрос не в абсолютных, а достаточных цифрах.
В то же время все видят скандалы с нехваткой дронов, с 26 тысячами потерянных дронов на складах, Бутусов пишет: пришлите хотя бы сотню дронов под Авдеевку.То есть дронов совсем не хватает, тем более что дроны во многом заменяют нехватку артиллерийских снарядов, которая у нас прогрессирует. Мы в пять раз меньше имеем возможность стрелять из артиллерии, чем наш противник.

— Из каких источников военные получают дроны? Это волонтеры или государство?

— Больше тех дронов, которые заказывает государство. Вопрос лишь в том, что они могут заказывать дроны из-за тех же волонтеров. То есть государство как не участвовало в создании материально-технической базы дроностроения, так и не участвует. Государство не помогает строить заводы в защищенных местах, где-нибудь в подвалах, шахтах. Поэтому время от времени эти заводы рушатся и сгорают под вражескими обстрелами. Максимум, что делает государство, дает деньги на закупку комплектующих. А этого сегодня недостаточно. По большому счету надо возвращать с фронта мастеров, умеющих делать дроны, которые первыми мобилизовались и ушли на войну как самая активная часть населения. Нельзя просто дать денег и рассчитывать, что проблема сама решится.

– Ну, деньги уже неплохо. Уж хоть что-то.

— Это все равно, если танкистам нужен танк, пусть государство даст им деньги, а танкисты сами купят, привезут его из Германии или из Польши. Государство должно массово кредитовать закупки комплектующих, создавать защищенные склады, обеспечивать беспрепятственную перевозку через границу, логистику, а не просто давать деньги.

— Миллион дронов, о котором говорит президент. Объясните, что это за цифра? Это много, мало или достаточно? Это реально или нет?

— Эта цифра взята с потолка. Если в прошлом году было ориентировочно 500 тысяч дронов, то в этом году миллион. А почему нет, мы же наращиваем производство. Вот, по моим расчетам, только FPV-дронам нужно 3 миллиона в этом году. И не 100 тысяч дронов-камикадзе средней дальности, как заявили ранее, а хотя бы 500 тысяч. И дронов типа "Шахедов" нам нужно за год 40-50 тысяч, а не тысячу, как обещают.

- Кстати, по поводу "Шахедов". Почему у нас до сих пор нет своего? Что-то в Москву долетало, но нет массовости.

— Массовости нет, потому что этим вопросом занимаются все, кому не лень, только не специалисты в этой области. Тех, кто реально знает проблему, просто не подпускают. Выгоднее собрать полсотни "Бобров" (украинский дрон-камикадзе. — Ред. ) по 110–120 тысяч долларов за штуку вместо того, чтобы сделать за адекватную цену в пять раз больше наших "Шахедов".
Но это очень сложная тема. Если FPV-дроны можно производить буквально на каждой кухне, в каждом гараже, то для больших камикадзе нужны тысячи квадратных метров производственных площадей и сотни рабочих. А немногие из чиновников знают, как этим заниматься: где набрать рабочих, где взять производственные помещения, как сделать производство распределенным, чтобы защититься от поражения ракетами противника, какие модели действительно нам нужны? Вот потому, что полные дилетанты занимаются этим вопросом, у нас нет своих "Шахедов".

– Летом прошлого года появилась информация, что Украина начала строить свой завод Bayraktar. Но что-то за последний год ничего не было слышно о применении этих дронов на фронте. В таком случае, нам нужен завод Bayraktar? Нам актуальны ли эти дроны?

– Нам сейчас не нужны дроны Bayraktar. Это специализированный разведывательно-ударный самолет, предназначенный для борьбы с курдскими повстанцами. В условиях нынешней войны этот дрон не может проявить себя, его видит и сбивает русское ПВО. Сейчас нам нужно забыть и выбросить из головы этот Bayraktar и не заниматься пиаром на пустом месте.

— Россияне недавно заявляли, что создали новую модификацию Ланцета – "Изделие-55". Как утверждают, этот дрон совершенно незаметен для РЭБ. Что можете сказать об этом оружии? Это новая серьезная проблема?

— Любое новое российское оружие – проблема, ведь они на месте не сидят. Да, они сделали менее заметный для выявления средствами ПВО "Ланцет", он менее подвержен помехам систем РЭБ в диапазоне, в котором мы привыкли работать. Но это не значит, что он неуязвим, просто нужны станции на другой диапазон подавления.

Ну что тут сказать… молодцы. Вопрос почему мы не сделали. Еще раз говорю, что это неэффективность госуправления беспилотной отраслью. Все! Здесь нет других ответов. Не ищите ничего другого.

— Вы высказывали идею, что нам нужно командование дальних беспилотных бомбардировок. Объясните более подробную концепцию.

– Это не новая идея. В годы Второй мировой союзники имели стратегическое бомбардировочное командование, бомбившее Германию. Немцы имели свое командование, бомбившее Британию.То есть, это отдельная задача – уничтожение экономического и военного потенциала страны-агрессора в тылу. Этой задачей должны заниматься только этим и занимающиеся профессионалы, по их заказу должны создавать дроны и по их плану применять. Это называется командование.
Раньше у нас кто только этим не занимался: и Минобороны, и ГУР, и СБУ даже запускали куда-то далеко беспилотники. Каждый по своему плану. Сейчас с этим лучше, но должен быть четкий план уничтожения бомбардировщиков противника на аэродромах. Четкий план уничтожения ракет, посредством которых противник обстреливает Украину. Это нужно систематически уничтожать. Это должна быть скрупулезная работа. Каждую ночь мы должны бомбить Россию.

ПВО – это борьба с последствиями, когда к нам прилетают ракеты или "Шахеды". А уничтожение "Шахедов", ракет, носителей в местах базирования – уничтожение причин. Это позволит как можно быстрее завершить войну.

- Про публичное обесценивание: срач, как украинская национальная черта
- Как Украина узнает о взлете п!дорских ТУшек и СУшек
- Кто сделает первый шаг, чтобы изменить ход войны?
- Водителям приготовиться. Власти Украины придумали, как узнавать место жительства уклонистов
- Камала Харрис - это плохой кандидат: она повторит судьбу Х. Хамфри
- Камала Харрис заявила, что идет на выборы в США
- Джо Байден объявил о выходе из избирательной гонки